«На Во-о-о-лге широкой, на стре-е-е-елке далёкой, гудка-а-а-ами кого-то зовёт пароход…». Песня высоко поднялась над полем, над рощей, над сонным пристанционным посёлком, над самим человеком, из уст которого она звучала, заполняя собой окрестности. Кузьмич шёл по извивающейся по луговине тропке. Он находился в таком расположении духа, что готов был обнять и расцеловать весь мир, который его окружал. Тропинку, по которой он шёл, рощу, ночных птах, складывающих свои песни где-то в глубине этой рощи, дома односельчан …и даже луну, которая освещала его путь. До чего же жизнь хороша, размышлял он, заканчивая одну песню и затягивая другую. Так бы и жил и пел…бесконечно… Кузьмич справлял, сегодня, день своего рождения и у него было прекрасное настроение! Справлял он его в кругу семьи: жены,- Анны Михайловны, дочери Настеньки, зятя Ивана и внучат Кирюши и Пашки. Сначала его поздравляли, желали долгой-долгой жизни, потом Кирюша с Пашкой обслюнявили ему обе щёки, а затем уже подарили подарок-домик из картона, который сами склеили и разрисовали картинками... Иван с Настей подарили ему ботинки добротные, отечественного производства. Супруга Аннушка подарила портсигар с гравировкой. Посидели, как положено, поговорили, песни попели, выпили за именинника. Потом ещё добавили. После этого, женщины и Кирюша с Пашкой, торт кушали, и чай пили, а взрослые мужчины ещё чуть-чуть добавили. Вскоре после всех этих важных событий, надев свои новые ботинки, Яков Кузьмич пошёл провожать дочку с зятем и внуками до их дома, который стоял под горой за речкой. Проводил. Они его уговаривали остаться, переночевать у них. Но как же, он останется! Ноги сами домой идут. Аннушка, наверное, беспокоится, что долго не возвращаюсь. Так размышлял он, шагая домой. Хорошо у него было на душе, словно в ней соловьи поселились и песни насвистывали. Хорошо- то как! Как всё-таки, гармонично в жизни устроено всё. Ловко устроено! Всё приходит в своё время- достаток, понимание смысла жизни. Сорок лет отработал он в жилищно-коммунальном хозяйстве посёлка. Плотничал, столярил. Честное слово, с душой работал. Считал он, что сложилась у него судьба и семейная жизнь сложилась. Кузьмич перешагнул через неширокую речку, пересекавшую ему дорогу, стал подниматься в гору. Семьдесят лет уже мне, думал он, а чувствую, будто двадцать. Так же люблю всё вокруг, так же всё мне интересно. Разве может надоесть когда-нибудь вот эта речка или эта дорога? Он взобрался на бугор и пошёл вдоль железнодорожного пути. Полнолуние. Светло, как днём, а здесь, на станции, ещё и прожектор освещает дорогу... Кузьмич устал, остановился отдохнуть. Он прислонился к одиноко стоящему вагону на железнодорожном пути. Но что-то он почувствовал. Или он шатается, или вагон сдвинулся с места? Неужели перебрал? А если на самом деле вагон катится? Здесь горка, если покатится, далеко раскатиться сможет. Ему помнилась давняя история, произошедшая когда-то у них на станции. Стоял-стоял, когда-то вот такой же вагон, а потом почему-то вдруг поехал сам. И надо же было такому случиться, на этом же пути, под горкой, стоял пригородный вагон, а в нём люди находились. Ждали, когда их локомотив зацепит и потянет. Так травмированы были многие тогда. Шуму много было. Начальство понаехало. Кое-кого уволили тогда с работы за халатность. Что-то сейчас надо делать! Но что? Мысли, одна дурнее другой, приходили ему в голову. Кузьмич постучал в дверь вагона. Ему никто не ответил. Как бы беды опять не было…как же его застопорить, чтобы не покатился под горку? Кузьмич, хотя и был частично, во власти расслабляющего действия спиртного, но соображал! Его осенило! Надо что-то подставить под колёса вагона! Он, конечно, не раз видел как подставляют под колёса железные башмаки. Но где их взять сейчас? Может камень засунуть под колесо? Но он скользить будет на рельсе пока не скатится. Кузьмич опустился на землю, снял со своих ног ботинки, один и другой…Ботинки, которые ему подарили. Вот что его выручит! Подошва резиновая, сцепление с металлом будет хорошее, а для лучшей жёсткости он положит в них по куску гравия! Эх, хорошие ботинки ему подарили! Но ничего. Завтра он их заберёт, когда поставят железные башмаки. Кузьмич так всё и сделал. Подпёр два крайних колеса, с обеих сторон, плотно подставил ботинки, надёжно. После этого он отдышался. Как будто камень кто с плеч снял. Вот это хорошо! Завтра меня похвалят, наверное, думал он, продвигаясь по гальке вдоль железнодорожного пути. Не босиком же иду, в носках, утешал он сам себя, подходя к родному дому. В оконце горит свет. Не спит Аннушка, ждёт меня! Беспокоится. И ему так хорошо стало на душе! «На Во-о-олге широкой, на стре-е-е-лке далёкой»… старая, добрая песня с силой разлилась над посёлком, и соседские собаки забрехали, подхватывая её, помогая Кузьмичу. До чего же хороша жизнь!
